Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель - Страница 32

К оглавлению

32

– Чепуха! Бабушка тогда давно умерла бы!

– Невеждам это без разницы. Но мудрецы – о, мудрецы знают, как трудно взять женой собственную пра-пра-бабушку! Это доступно лишь бессмертным богам. А еще мудрецы отмечают, что в нашей истории имеет место странное совпадение имен. Ибо мы видим несомненное сходство в именах Медузы, убитой Персеем, и Андромеды, взятой героем в жены . В ряде толкований оба этих имени звучат как «Владычица». Но если Медуза – просто Владычица, то Андромеда – Владычица Мужей, что дает нам основания…

– Заткнись! Замолчи!

– Ты чего кричишь? – спросил дедушка Персей. – Голова болит?

Мальчик огляделся. Хитрый раб предусмотрительно удрал.

– Н-нет…

– Тогда идем, – велел Персей. – Не отставай.

7

– Запомни это место…

Они шли по стадиону, дед и внук, как ранее шли пешком через весь Аргос. На них глазели. Мальчик стеснялся, мужчина был равнодушен. Мимо домов, храмов, лавок; между Аспидом и Лариссой, двумя холмами, увенчанными парой акрополей; и вот – мимо трибун, вырубленных в склонах других, дальних холмов. Казалось, на них глазеют по-прежнему. Стадион пустовал – ни души. Лишь тени давно умерших зрителей выбрались из глубин Аида. Хлебнув жертвенной крови, они на краткий миг вернули себе память – да, это Убийца Горгоны, как же он постарел, мы помним, о, мы помним его молодым…

Кипарисовый столб – старт бегунов. Второй столб – середина пути. Третий – финиш. Он возвышался у «пращи», напротив судейских мест. Столб украшала надпись «Поверни!» – руководство тем, кто бежал двойную дистанцию. Остальные столбы гласили: «Спеши!» и «Держись!»

«Спеши! – думал мальчик. – Не то опоздаешь стать героем…»

«Поверни! – думал мужчина. – Оглянись, и увидишь начало пути…»

«Держись!» – шептал стадион обоим.

Мальчик понимал, что он не первый, кого дед приводит сюда. Здесь бывали папа Алкей, дяди Электрион и Сфенел… Мальчик не догадывался, что он все-таки первый. Остальных Персей брал на состязания, когда трибуны гудели от приветственных кликов. Пустой стадион он берег для внука – этого внука – сам не зная, почему. Дыхание тайны – для Амфитриона Персеида.

– Я стоял здесь…

Мальчик со всех ног кинулся к постаменту для дискоболов. Залез, примерился, взмахнул рукой. Чего-то не хватало. Ах, да – он спрыгнул, взял камень и опять забрался наверх. Эй, Гелиос! Берегись – зашибу! Говоря по чести, камень улетел не слишком далеко. Разочарован, Амфитрион бросил еще один камень, затем – еще…

– А он сидел тут…

– Кто?

Персей не ответил. Готовясь к новому броску, Амфитрион вдруг понял: кто! Рука стала мертвой. Камень упал на землю. Но дед сделал жест, словно поймал «диск» в полете. Мальчик представил, как чечевица из бронзы сокрушает дедову плоть, как он сам несется к трибунам, не в силах перехватить удар судьбы… Чужое прошлое ударило в голову неразбавленным вином. Понеслись в хороводе скамьи, колонны, столбы. Присев на край постамента, чтоб не упасть, Амфитрион боролся с дурнотой. Никакой целитель не помог бы ему в этой борьбе.

– Запомни это место, – повторил Персей. – Здесь началась моя война с Косматым. Тридцать лет назад. Я не знал тогда, что это война.

– Война?

Их разделяло пространство: от «пращи» до западных трибун. Их разделяло время: сорок один год. Их разделял опыт: гора и песчинка. И все равно Амфитрион впитывал слова деда, как сухая земля – воду. Видел тоску на его лице. Чуял кислый запах старости. Грайи, богини дряхления, бродили вокруг Убийцы Горгоны – убийцы их сестры! – боясь приблизиться на расстояние удара.

– Вон там, – палец деда указал в дальний конец стадиона, – храм Аполлона. Я был в храме, когда пришел Косматый. Я только что вернулся с запада. Он уходил на восток. Потом болтали, что я метал диск, будучи во хмелю. Это ложь. Просто Косматый говорил со мной наедине. Недолго, но этого хватило…

ПАРАБАСА. СЫНОВЬЯ ГРОМОВЕРЖЦА
(тридцать лет назад)

– Радуйся, брат.

– У меня нет братьев. Я один у матери.

– Зато не один у отца. Радуйся, Персей, сын Зевса и Данаи Аргивянки! Я – Дионис, сын Зевса и Семелы Фиванки.

На смертных с высоты пьедестала глядел Аполлон, сын Зевса и Лето Гонимой. Прекрасный лик бога портила брезгливая гримаска. Скульпторы утверждали, что как ни старайся, без гримасы не обойтись. Такова воля Аполлона; а может быть, характер. У ног статуи одуряюще пахли свежие венки – лавр, сельдерей, гиацинты.

– Чудесные цветы…

Дионис взял гиацинтовый венок, поднес к лицу. Надел, не смущаясь отнять у бога его приношение. Похожий на девушку, с жестами, плавными, как волна на рассвете, он был полной противоположностью хмурому атлету Персею.

– Ты знал его?

– Кого?

– Гиацинта. Правда, что этот спартанец был красивей меня?

– Не знаю. Мы не встречались.

Гиацинта, возлюбленного Аполлона, убил бог, неудачно метнув диск. Говорить об этом в предверии состязаний Персею не хотелось. Душно, подумал он. Надо выйти наружу. Дионис загораживал ему дорогу.

– Говорят, ты убил Медузу?

– Говорят.

– Не поделишься опытом?

– Нет.

– Братья должны делиться последним. Я бы отдал тебе все. Хочешь меня?

Персей молчал.

– Завтра я ухожу на восток, брат мой. Ты принес голову Медузы, я иду за головой Реи, Матери Богов. Наш отец мудр – есть головы, которые лучше рубить чужими руками. Тебе дали серп Крона, меня тоже вооружили на славу. Ты старше, и уже достиг цели. Дай мне свое знание! Облегчи мой путь…

32