– Голыми руками! Львицу!
– Ага!
В пещере мяукали львята. Звали мать. Жалко их, подумал мальчик. Пропадут. Раздухарившись, аргивяне хотели убить детенышей, но те забились в глубь пещеры, в кромешную темноту, и никто из загонщиков туда лезть не рискнул. Все равно без львицы долго не протянут…
Дедушку надо спасать, напомнил себе Амфитрион.
– Идем?
Тритон воспринял его слова, как руководство к действию. Присел раскорякой, давая взобраться к себе на закорки.
– Этот ваш приказал… – заикнулся кто-то из аргивян.
– «Этого нашего» зовут Эхион, – перебил Кефал. – Мало ли, что его задержало? А кроме него, никто не знает, что мы здесь. Вы тут до осени сидеть собрались?
Поднялся галдеж. Мнения разделились; спор грозил затянуться.
– Мы идем. А вы как хотите. Дождетесь, из пещеры Тифон вылезет…
Загонщики шустро потянулись следом.
Отряд вел Кефал. Может, он и любил прихвастнуть, но следопытом был хорошим. Время от времени он указывал Амфитриону: вот, здесь шел спарт. Мальчик кивал, Тритон бурно восторгался. Ему искусство Кефала казалось чудом. Наверное, потому, что в море следов нет. Когда взбирались по склону, Тритон оступился. Перед глазами крутнулось небо, кусты, осыпь… В пострадавшей ноге что-то щелкнуло. Вспышка боли – и… Амфитрион с осторожностью поднялся. Лодыжка ныла по-прежнему, но шило исчезло.
– Ты как? – испугался Кефал.
– Нога…
– Сломал?!
– Кажется, я теперь идти могу.
– Герой нашелся! Пусть он тебя дальше несет.
– Да я сам…
– Я понесу! – виноватый Тритон чуть не плакал. – Я больше не упаду…
Этих не переупрямишь, понял мальчик, взбираясь на тирренца. Но когда Кефал, углубившись в мокрый подлесок, вдруг замер и вскинул руку, Амфитрион сполз с Тритоновой спины. Отобрал у тирренца свой дротик, встал рядом. Загонщики толпились позади, бормоча молитвы.
– Не стойте столбами. Идите сюда…
Это был голос дедушки!
Спеша к деду, мальчик не заметил, что осторожный Кефал отстал.
– Дедушка! – шепот внука обжег ухо Персея. – Тебя отравить хотят!
– Знаю, – кивнул Персей, мрачный как ночь.
– Меламп с ванактом! Это заговор! Мы с Кефалом сбежали…
– Вижу.
У мальчика отлегло от сердца. Привычная дедова краткость значила, что бегство из Аргоса было не напрасным. Откуда дед знает? Ну конечно, Эхион рассказал! Где спарт? Мальчик огляделся. И увидел грот, до половины заваленный камнями. На траве темнели бурые пятна. Меж камнями торчала грязная ступня; к ней прилипла метелка розмарина.
– Вакханки?! – выдохнул Кефал. – Это вакханки их?
– Да, – кивнул Персей.
Словно ворон каркнул. Лицо – мрамор. Пламя из-под бровей. Ярость Зевсовой молнии. Впору бежать, не чуя под собой ног. Руки Убийца Горгоны сцепил за спиной – намертво. Боялся, что руки не выдержат. Начнут мстить, не разбирая правых и виноватых.
– Они все погибли?
– Все. Я опоздал.
Персей по обыкновению смотрел не в глаза Кефалу, а выше и правее. Юноше до озноба, до судорог в мышцах хотелось оглянуться. Казалось, там, за плечом, притаился неведомый враг.
– Эхион?
– Да. Они в гроте.
– Папаша?
Тритон протопал к гроту. Раз за разом младший тирренец повторял: «Папаша?» – будто надеялся, что кормчий откликнется. В его голосе слышался мяв львят, забившихся в самый темный угол пещеры. Не дождавшись ответа, Тритон заглянул внутрь. Долго стоял; молчал, горбился. Потом отыскал поблизости здоровенный обломок базальта, крякнув, поднял – и потащил к гробнице, где лежал его неудачливый папаша.
Аргивяне кинулись помогать.
Мальчик смотрел, не вмешиваясь. Сегодня он близко сошелся с Керами, дочерьми Ночи и Мрака – богинями насильственной смерти. Нет, Амфитрион видел, как режут свиней и овец, как потрошат еще живую рыбу… Ребенка, убитого Киниской? Нет, толком не видел. Не разглядел из-за ворот. Между рыбьей требухой и босой ступней, торчащей из грота, лежала пропасть. Ее одолевают одним прыжком, или расшибаются вдребезги. Плоть от плоти многих воинственных предков, мальчик не боялся. Его отец, хромой Алкей, никого не убивал. Но оба деда, Персей и Пелопс, ходили по колено в крови. Прадеды, Зевс и Тантал, не гнушались убийством близких родичей. Да что там – прадедушка Зевс треснул прадедушку Тантала молнией, еще и гору взгромоздил на покойника…
– О чем думаешь? – спросил дед.
– Я убью Косматого, – ответил внук.
– Нет.
– Скажешь, мне рано? Когда ты убил первого?
– В твоем возрасте. Но я – не ты.
– Ты – сын Златого Дождя, а я – сын хромого Алкея?
– Косматого убью я. Ищи себе другие жертвы, львенок.
Кефал тоже помогал. Но, отыскивая подходящие камни, он многое примечал. Пятна крови, изломы веток, проплешины на траве. Следы от тел – там, где Персей волок мертвецов к гроту. Но след, ведущий на прогалину, был лишь один. След загонщиков, которых здесь настигла смерть. Не могли же вакханки упасть с неба, подобно гарпиям? А потом улететь? Или он, Кефал, стал слеп к охотничьей правде?
Сердце подсказывало юноше: ответа лучше не знать.
Когда последний камень лег на свое место, издалека, искаженный эхом, долетел шум. Вопли, треск колотушек; грохот и звон тимпанов. Мгновение Персей прислушивался.
– Туда.
Он махнул рукой, указывая направление.
– За мной.
– Как тебя зовут?
– Эхион.
– Эхион, сын?..
– Просто Эхион. Я – спарт.
Персей без стеснения разглядывал гостя. Так выбирают оружие – проверяя заточку, взвешивая на руке. Шел дождь, струи хлестали бритую наголо макушку Персея. Накинуть хламиду или покрыть голову шляпой он и не подумал. Оба мужчины стояли на галерее тиринфской стены – мокрые до нитки, словно это что-то значило.