Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель - Страница 70

Мальчик вспомнил, как долго, уединившись в тихом месте, изучал свои плечи. Чуть шею не вывихнул. Левое и впрямь казалось белее правого. Мама велела ему помыться, и была права – разница исчезла.

– Ты рад приезду дедушки?

– Уймись, Ликий.

– Нет, ты рад?

– Уймись, Фирей.

– А кого ты больше любишь: дедушку Пелопса или дедушку Персея?

– Дедушку Персея.

– Ну и дурак!

– Сам дурак!

– Нет, я умный. Я за Пелопса…

– Приехал Пелопс в Олимпию, – поддержал брата Ликий. – Раз, и Олимпия его! Приехал Пелопс в Аркадию. Раз, и Аркадия его! Приехал Пелопс во Флиунт. Раз – и Флиунт его! Приехал Пелопс в Тиринф. Раз – …

– Раз, и в глаз! – оборвал болтуна Амфитрион. – А дедушка Персей?

Братья покатились со смеху. Чумазые, как два пьяных сатира, они визжали, хрюкали – словом, животики надрывали. Над ними, близясь с каждым шагом, нависала громада тиринфской цитадели. Амфитриону мерещилось, что сама крепость хохочет за компанию со Спартакидами. Драться не было смысла. Спорить – тоже. Все изменилось, и спорить с правдой – только лоб расшибить.

«Мой дедушка – Истребитель. Что бы ни случилось, как бы ни обернулось – Истребитель. Это навсегда. А невежды пусть ликуют. Невеждам только палец покажи. Зато мудрецы – о-о, мудрецы знают…»

– А правда, что у твоего дедушки Пелопса есть волшебная колесница?

– Отстань.

– А правда, что она идет по морю, как по суху?

– Отстань.

– А правда, что ее твоему дедушке Посейдон подарил?

– Правда. Доволен? Вали отсюда…

– А за что он ему колесницу подарил?

– В знак дружбы.

– Дружбы? О-хо-хо! Уа-ха-ха!

Амфитрион обернулся. Гады-Спартакиды издевались. Один задрал хитон, оголив тощие ягодицы. Второй пристроился сзади, изображая пылкую дружбу между Владыкой Морей и дедушкой Пелопсом. Оба дергались и кривлялись. Со стен на братьев, потешаясь, глядели дозорные. Крикнуть бы во все горло, подумал мальчик. Кинуться в драку – да куда там… Честное слово, лучше быть дураком. Чем больше знаешь, тем больше печалишься. Дедушка Пелопс в юности действительно был любовником Посейдона. И колесницу получил за этот подвиг, ни за какой другой. Наклонился, подставился – вот тебе, дружок, и волшебный хомут, и волшебное дышло, и поскачем-ка в края блаженных…

После возвращения из Аргоса мальчику все чаще казалось, что он гораздо старше сверстников. Чувство это крепло в груди, останавливая на краю и поддерживая в беде. Жаль, от него во рту царила горечь, и в душе – горечь. Амфитрион не знал, что это – на всю жизнь. А и знал бы – что он мог сделать?

– Вот приедет дедушка Пелопс! – крикнул Фирей. – И вставит дедушке Персею…

Комок грязи залепил ему рот.

2

– Ты и так правишь в Тиринфе, – сказал Сфенел. – Уже полгода.

Алкей улыбнулся:

– Правит отец. Я замещаю его, когда он занят.

– Занят? – Сфенел фыркнул. – Он занят каждый день, с утра до вечера.

– Это его дело.

– Ночью же он храпит так, что холм трясется!

– Это тоже его дело.

– Нет! Это наше общее дело! Ты знаешь, что к нам едет Пелопс?

– Странный вопрос. Кто не знает об этом?

– И что увидит твой тесть Пелопс в Тиринфе?

– Стены. Людей. Меня. Тебя.

– А еще?

– Нашего отца.

– Вот! Он увидит отца, и решит: не подмять ли мне Тиринф, пока есть возможность? Я тебе скажу, что он должен увидеть здесь! Его встретит Алкей-Мощный, басилей Тиринфа. Его встретит Сфенел-Сильный, брат басилея. А неподалеку, в Микенах, станет бряцать оружием Электрион-Сияющий , третий брат. Его встретят наши воины. Его встретит блеск доспехов. И твой чуткий, твой прыткий тесть уберется в Элиду, несолоно хлебавши…

– Наш тесть. Ты помолвлен с его дочерью Никиппой.

– Знаю!

– Время летит стрелой. Ты и оглянуться не успеешь, как она нарожает тебе кучу детишек…

– Знаю! И хочу, чтобы в Арголиде правили мы, а не Пелопс Танталид!

– Ты предлагаешь мне мятеж? Против отца?

Братья-Персеиды беседовали во дворе. Шумный, полный народу двор сейчас как вымер. Мужчины ушли в город. Женщины шушукались в гинекее. У рабов сыскались неотложные дела. Распоследний балбес чуял, что есть разговоры, которых лучше не слышать. А то спросят потом: «Куда ты, братец, глядел?» – и придется моргать аж до берегов туманной Леты. Говорят, теням в Аиде память отшибает. Так нам и здесь, под вольным небом, отшибло – не видел, не слышал, близко не стоял.

Лишь вислоухий щенок, лежа у ног Алкея, с упоением грыз кость.

– Мятеж? – с недоумением переспросил Сфенел. – Что за глупость?

Алкей, сидя на складном табурете, снизу вверх глядел на брата. Встань старший сын Персея, выпрямись, расправь широкие плечи – он оказался бы на ладонь выше Сфенела, тоже парня не из мелких. Судьба благословила Убийцу Горгоны крепким потомством. Увы, на земле не нашлось лекарей, а на Олимпе – богов, кто бы сказал Алкею-Мощному: «Встань и иди!» Когда ты прикован к табурету, ковыляя в поисках места, где бы присесть – это очень способствует пониманию жизни.

– Ты называешь это иначе?

– Разумеется! Мы же не покушаемся на жизнь отца! Пусть живет хоть до ста лет… В достатке! В уважении! Пусть нянчит внуков…

– Хорошая мысль, – кивнул Алкей. – Одобряю.

– Издеваешься? – Сфенел пнул ногой щенка, и тот с визгом умчался прочь. – Ничего, дождешься Пелопса – тесть тебе живо покажет козью морду…

– Я говорил с матерью.

– Да? – оживился Сфенел. – И что?

– Ничего. Я просил ее повлиять на отца.