Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель - Страница 81

К оглавлению

81

– Радости моей нет предела…

Оставив бороду в покое, Пелопс почесал плечо. Белое, с желтым отливом – на фоне смуглого тела и темного лица оно выделялось ярким пятном. Сейчас отметину скрывала одежда. Плечо на легендарном пиру, когда Тантал проверял всеведенье богов, съела не Гестия, а ее сестра Деметра. Какая разница? Зазеваешься, эти Олимпийцы тебе все отъедят. А вот пришьют ли заново – еще вопрос. Когда твой отец в Аиде вечно мучается от голода и жажды, становишься болезненно чувствителен к вниманию богов.

– В дорогу!

Взобравшись на колесницу, Пелопс взял поводья. Пара гнедых коней мотала головами, застоявшись на месте. Там, где иной басилей пользовался услугами возницы, Пелопс обходился сам. Его искусство колесничего славилось от Эпира до Пилоса. Когда у соперников на опасном повороте вылетает чека из колеса – тут, знаете ли, трижды почешешь в затылке, прежде чем оспаривать у Проклятого его славу.

– За мной!

Полусотня охраны – головорезы, вооруженные до зубов – зашагали следом. Пелопс никуда не торопился. Он ехал в гости к родичу, ехал с миром – останавливаясь в каждой деревушке, устраивая долгие привалы, развлекаясь с пастушками, милыми и уступчивыми. Весть о его приезде давно обогнала Пелопсову упряжку, прочно обосновавшись в Арголиде. Этого Пелопс и добивался. Друзья должны подготовиться, враги должны помучиться от нетерпения. А сплетни должны перебродить и отстояться, как хорошее вино. Пелопс пригубит их на месте, оглядевшись по сторонам, и суть дела станет ясной, как весенний день.

Всякий путь имеет конец. Сегодня он увидит Тиринф.

«Аргос – позже, – размышлял он, правя лошадьми. Хруст камней под копытами, похожий на хруст костей в пасти волка, аккомпанировал мыслям Пелопса. – Для начала я посажу сына в Микенах. Фиеста? Нет, лучше Атрея. Фиест сильнее, зато Атрей более жесток. Оба еще дети, им понадобится мудрый советник. Фиесту я со временем дам Аргос. А Тиринф сохраню на закуску. Персеиды? – пусть живут. Как-никак родня. Без Убийцы Горгоны они не страшны. Вот старшего – хромого Алкея – я и приглашу в советники к Фиесту. Калека – лучшая опора троносу. Народ не примет калеку, как правителя…»

Болота Лерны остались по правую руку. Начались холмы – голые, измочаленные зимним ветром. Коней до груди забрызгало грязью. Вполголоса бранились воины, устав от тяжести лат. Погода портилась, с залива наползали тучи. То и дело срывался дождь – мелкий, как чаяния раба.

«Питфея посажу в Гиперии. Трезена – в Антии. Эти ладят, им не будет тесно. Алкафой пусть строится. Где-нибудь в Мегариде, у Киферонского хребта. Хорошо, что у меня много сыновей! Даже сцепись они – все не поубиваются. Останется на развод…»

– Господин!

– Что?

– Смотрите!

Недовольный тем, что его размышления прервали, Пелопс поднял голову. Вгляделся, щурясь. На холме, за которым начиналась область Тиринфа, стоял какой-то мальчишка. Плотный, крепенький бычок. Любопытствует. И стоило кричать? Уже готовый дать взбучку крикуну, Пелопс крепче взялся за поводья.

– Это ваш внук, – подсказали из охраны. – Осенью я был в Тиринфе. Это сын Алкея и Лисидики. Небось, встречать деда выбежал…

– Внук? – усмехнулся Пелопс. – Хороший внук, любящий.

И помахал мальчику рукой.

Словно только и дожидаясь этого жеста, на гребень холма выбрался еще один человек. Встал рядом с мальчишкой, обнял за плечи. Наголо, до блеска бритая голова сразу приковала к себе внимание Пелопса. Льняной хитон на голое тело, сандалии из бычьей кожи. На поясе – кривой меч в ножнах из дуба. Человек на холме тоже казался вырезанным из твердого дерева: мелкий, жилистый, сухой до звона. Ходячий доспех, обтянутый дубленой кожей. Меч на боку изогнулся скорпионьим жалом, и сам человек походил на хищное насекомое, завидевшее добычу. С равным успехом ему можно было дать и сорок, и шестьдесят лет.

«Ха-ай, – разнеслось над округой, – гроза над морем…»

– Персей, – шепнули в охране. – Боги! Сам Персей…

И пошло, покатилось от головореза к головорезу:

– Убийца Горгоны!

– Сын Златого Дождя!

– Персей…

– Он не боится!

– Он один, и не боится…

– Глупцы! – бросил Пелопс, и шум смолк. – Когда он боялся за себя? Он не боится даже за жизнь внука. Да, это и мой внук. Но часто ли родство останавливало меч? Рискни мы – нам не успеть и пальцем коснуться мальчика… Он это знает. Он хочет, чтобы узнали все.

Проклятый обернулся к охране:

– Мы едем в гости. К моему любимому родичу, великому Персею. В гости, и только в гости. Все поняли? А кто забудет, того я скормлю псам!


Говорят, на этих словах Персей был осыпан цветами, упавшими с неба. Говорят, в воздухе разлился дивный аромат вина. Еще говорят, что сладкозвучный хор пропел хвалу богоравному герою. Так Дионис-Олимпиец восславил своего смертного брата. И клятва Стиксом не упала на кудрявую голову бога. Цветы, вино, хор – разве это вмешательство в судьбу? Конечно же, нет.

Кто и без цветов не знал, что Персей – велик?

СТАСИМ. ДИСКОБОЛ: БРОСОК ШЕСТОЙ
(двадцать семь лет тому назад)

Ворота трещали под ударами тарана. Со стен аргосского акрополя в осаждающих летели камни и дротики. Но тиринфские щитоносцы знали свое дело. Выстроившись в осадную «черепаху», они накрыли таранную команду панцирем, способным выдержать удар Зевсовой молнии. Щиты по бокам, щиты сверху и спереди. Из «пасти» рукотворного монстра в ворота бил окованный медью фаллос-гигант – размеренно и неотвратимо.

81