Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель - Страница 53

За хромоту.

Мегапент поступил умнее. Басилей должен все знать. Что басилею собственный запрет? – хитроумный сын Пройта после заката остался на крыше дворца. Отчего бы не лечь спать на свежем воздухе? Здание венчало тиринфский холм, днем отсюда было видно далеко, до самого залива. С наступлением же тьмы… Дрожа всем телом, Мегапент разглядел, как во мраке движутся огромные тела, похожие на крабов-гигантов. Над исполинами тускло светились рябые луны. Если это были глаза, басилей предпочел бы избежать их внимания. Он ждал грохота, но слышал шорох, скрежет, глухой стук. Едва небо на востоке стало серым, предвещая рассвет – тени отдалились, ушли без остатка в навплийские скалы. Басилей спустился вниз – разбитый бессоницей, с головной болью.

– Гекатонхейры? – спросил он у Персея.

– Хейрогастеры , – ответил тот, не чинясь.

И пояснил:

– Циклопы. В скалах есть дромосы – коридоры богов. Если знать, как звать…

– Ты знаешь? – удивился Мегапент.

– Моя жена знает.

Мегапент кивнул с пониманием:

– Эфиопское колдовство?

– Да, – согласился Персей. – Эфиопское.

Жена недавно родила Персею девочку. Роды шли тяжело, младенец – если верить повитухам – едва не отправил роженицу во мглу Аида. Дитя назвали Горгофоной – Убийцей Горгоны – как знал весь Тиринф, в честь отцовского подвига. Молодая мать, к общему изумлению, оправилась быстро, став еще более нелюдимой. Ее и раньше-то побаивались, стараясь не заговаривать без нужды, а теперь, когда семь вечеров кряду она выходила с супругом на циклопическую стройку, оставив за спиной насмерть испуганный город…

– Брюхорукие, – повторил Мегапент. – У них руки из брюха растут, да?

– Они руками брюхо кормят, – разъяснил Персей. – Свое брюхо своими руками. Любой работник – брюхорукий.

И, помолчав, добавил:

– Хотя ты тоже прав.

«Этого человека, – думал Мегапент, любуясь крепостью-чудовищем, – я очистил от скверны пролитой крови. Его я принял, как хозяин дома принимает изгнанника. Дал приют его детям: сыну Алкею и новорожденной дочери. Этот человек – мой родной племянник. Куда ни глянь, он зависит от меня. Почему же в его присутствии я чувствую себя гостем? Должником? Не защитником, а нуждающимся в защите? И главное – о Зевс Гостеприимец! – почему мне это в радость?!»

Сильный, умный, решительный Мегапент, сын Пройта, всю жизнь прожил в тени отца, который был сильней, умней и решительней. Сейчас, когда отец наконец занял вожделенный тронос в Аргосе, сын боялся признаться самому себе, что, получив титул басилея Тиринфа, легко вернулся на привычное место – в тень. С одним различием: новая тень звалась Персеем.

– Я пошлю гонца к отцу, – сказал он. – Пусть приедет. Здесь есть на что посмотреть…

– Он не приедет.

– Думаешь?

– Он не покидает Аргоса.

– А если гонец скажет ему, что стены возвели циклопы?

– Ты слышал, чтобы Пройт хоть раз выехал за пределы города?

– Наверное, ты прав. Отец так долго мечтал об Аргосе… Ему кажется, что стоит слезть с троноса, и кресло сразу же украдут. Он сильно изменился, став ванактом. Когда я приезжаю к нему, мы почти не видимся. У него дела, заботы, все, что угодно, только не я. Нет, я не жалуюсь…

– Моя мать отплыла с Серифа, – сказал Персей.

– Едет к тебе? Хорошее дело. Мы примем ее с почетом.

– Она следует в Аргос.

– Зачем?

– Хочет видеть твоего отца. Все-таки они были любовниками…

«Он так спокойно говорит об этом, – думал Мегапент, изучая лицо собеседника. – Его мать досталась Зевсу после моего отца – надкушенное яблочко! – и это никого не смущает. Ни Зевса, ни сына Зевса. Они уже старики, и мой отец, и Даная… Сколько ей? Под сорок, не меньше. Моя ровесница. Женщины стареют раньше мужчин. Отцу – за пятьдесят. Что они будут делать, встретившись? Предадутся воспоминаниям? Любви?! Я не в силах представить их на одном ложе. Неужели Даная хочет выйти замуж за моего отца?»

– Потрясающие стены, – сказал он. – Я и не мечтал о такой крепости.

– Это моя плата за очищение, – Персей указал на цитадель. – Себе я возведу такую же. А может, лучше. Ты не обидишься?

– Где ты намерен строиться?

– Северней Аргоса есть хорошее место. Я назову город Микенами.

– Хочешь сесть выше меня? Выше моего отца? – пошутил Мегапент.

– Однажды я посажу там сына.

– А где сядешь сам? Отец даст тебе любой город Арголиды.

– Мне нравится в Тиринфе.

– В Тиринфе, дорогой племянник, сижу я.

– Я знаю, – кивнул Персей. – Я не против.

ЭПИСОДИЙ ПЯТЫЙ

Суеверный по своим наклонностям – тот же безбожник, только ему не хватает смелости думать о богах то, что он хочет.

Плутарх Херонейский, «О суеверии»

1

Толпу близ Дирасских ворот они увидели издалека. От пестроты одежд рябило в глазах. Словно ребенок-гигант сыпанул горсть самоцветов – а те возьми, да оживи!

– Нас встречают, – заулыбался в бороду Биант.

Улыбка не сходила с его лица всю дорогу. Поход, по мнению Бианта, закончился редкой удачей. Персей жив, и брат жив, и женщины большей частью живы-здоровы. Ифианасса ему очень приглянулась. Персей слово держит: сказал, даст в жены – значит, даст! Отчего ж не радоваться? То, что они с Мелампом скоро станут басилеями, получив по городу, Бианта волновало мало. Ему и так было хорошо. Он даже песню затянул – жаль, никто не подхватил.

– Вряд ли, – усомнился Кефал.

– Кого ж еще? Нас, точно говорю…